ТАДЖИК В ТЮМЕНИ
Владимир Богомяков (23/04/02)
Это рассказ Владимира Глухова, замечательного тюменского художника, т.е. не
тюменского, а среднеазиатского, но переехавшего в Тюмень и живущего теперь здесь.
Глухов таджик не по национальности, а потому, что родина его в Таджикистане.
В Тюмени ему плохо и неуютно; он говорит со мной уже порядком поддатый, и это
чувствуется, поскольку Владимир перескакивает с одной темы на другую... иногда
мысль обрывается, так и не получив должного развития...
«Когда я приехал в Тюмень, позвонил другу в Питер, а он и говорит: «А слабо
тебе сказать – что такое Тюмень?» Почему, говорю, слабо? Могу сказать – пьяно
и грязно. Зимой холодно, что я терпеть не могу. Весной – грязно. А летом – летит
этот тополиный пух, от которого вся морда горит. Но весь этот экстрим подстегивает
тебя как-то, заставляет суетиться. В Таджикистане у нас, когда идет «афганец»
(самум) – это вообще страшное давление на организм. Но я тогда был молод: отец
и мать у меня сильно страдали, а мне хоть бы что. И это был, конечно, повод
для живописи. Интересно, как Солнце сквозь пыль пробивается. И пыльная буря
в горах... Ты видел как на картинах у китайцев: передний план четкий, потом
– туман, потом опять четкий вид возникает...
Маленькими мы находили деревья и строили на них гнезда, скрепляя их алюминиевой
проволокой. В нашем дворе у всех были гнезда. Заберешься в гнездо и уроки сразу
сделаешь – влёт! Гнездо – это твой маленький домик на дереве. Потом смотришь,
как дерево постепенно начинает проволоку обволакивать – нигде такого не видел!
Упадок начался с того момента, как мы начали строить гнезда лежачие... Удивительно,
но 1.000.000 лет назад, на том месте, где сейчас Душанбе, обитали жирафы. Факт!
Есть такое понятие – «душанбинский характер»: открытость, душа нараспашку...
А тюменский характер... это люди в своем большинстве с тройным, а то и с четверным
дном, очень скрытные и негостеприимные. И Тюмень... Что за город без градостроительной
концепции, в самом городе какая-то временщина заложена. Полюбить Тюмень мне
бы очень хотелось! Сравнить картины душанбинского и тюменского периода: тюменские
пронзительнее, но такие мало кто купит... Я Тюмени благодарен за образ Васи,
это совершенно реальный был Вася; картина в Третьяковке сейчас. А потом – посмотрю
на многих (вот на Ельцина), да это же Вася! Самые пронзительные вещи в Тюмени
написаны... Оказалось, что я очень люблю грибы собирать (сам не знаю, откуда
это во мне), но лес вот совсем не люблю. Как любить это однообразие стволов?
А пустыня – она другая, в ней постоянно все течет и меняется...
Картина В. Глухова "Вася и гаражи", купленная Третьяковкой.
|
В 92-м году таджики убивали всех памирцев, памирцы стреляли в
таджиков. Парень кагэбэшник мне тогда уже сказал: «Уезжай – все, ничего здесь
больше не будет!» На юге нефть нашли, тут и Америка, конечно, вставит свои 15
копеек. Гражданскую войну в Азии просто сделать: приходишь и расстреливаешь
семью; «кто?!» – отвечаешь, что, мол, из соседнего кишлака. До этого говорили,
но всегда с иронией: кулябцы – менты, Ленинабад всегда у власти. А есть еще
Памир, есть Вахшская долина. Много группировок: то дрались, то мирились. Я думал,
что победит Ленинабад – у них деньги и власть, а победил Куляб. Ленинабадцы
совсем, видно, зажрались. В 92-м году дом пришлось продать за гроши. Отец, заслуженный
деятель науки СССР, член-корреспондент, остался в Таджикистане. Он получает
пенсию 500 рублей. У моих племянников два часа в неделю уроки – какое образование
они там получат? А мой дед, бабка и с ними отец приехали поднимать этот край.
Тут до них вообще ничего не было... Как написала жена моего друга, поэт Марина
Некрасова, – «мы уехали и забрали с собой город...» Приехал в 96-м году, встречали
Новый Год, пошел к друзьям, выпивали. Надо домой идти, а на улице темно. «Не
ходи!» Да ну, вы что! Моя родная улица. Приставили пистолет к голове, сняли
все, ботинки не успели – кто-то подъехал и фары направил... Вернулся туда, где
сидел. «Ну, что мы тебе говорили?» Фигушки – а ботинки-то остались! Очень я
тогда обиделся – на моей родной улице!
Я благодарен Тюмени на 100 процентов: приютила, дала возможность зарабатывать.
Есть люди, с которыми могу посидеть и поговорить от души; их немного, но они
есть. Но у города нет своей идеологии. Город сдвинулся: от одного берега отплыл,
а к другому не приплыл. Как писалось, если не можешь выбрать время, когда умереть,
то место ведь можешь. Я бы хотел умереть дома. Приехал в Тюмень в первый раз,
пошел от вокзала до Красина, зимой было дело, и самое теплое место у меня просто
заледенело. Но и в Тюмени есть нечто хорошее – ожидание. Вот Васю надыбал, глядишь,
еще что-нибудь надыбаю. Но, последний раз кисточку в краску обмакнул я еще в
августе! Все таджики здесь плохо адаптируются, однако, во всяком правиле есть
исключения...
 |
Вот Чемакин Тюмень понимает. И Олег Федоров понимает. И Захаров. И они, в
отличие от меня, любят ее. У меня в окно виден храм, смотрю на него, а в голове
война. Позвонила знакомая из Парижа: «Ты что сейчас в окно видишь?» «Храм.»
«Какой кайф!» А у меня война в голове. С Тюменью я хотел разобраться через живопись
– что она такое? Вокруг раздрай, не могу связующее поймать. Академик Кроллау,
первый директор Музея изобразительных искусств в Тюмени, приезжал сюда из Питера,
я его пригласил посмотреть мои картины. Он говорит: «У вас есть три варианта:
уехать на родину, спиться или полюбить Тюмень». Мол, боль вас убьет – в картинах
все это есть. Вот в Таджикистане я написал серию в цветах таджикского флага:
красный, белый, зеленый и еще один красный внизу. Был я у друга, а он рисовал
флаг, и вдруг сверху красная краска потекла... Тут я все и увидел. Ведь красный
и зеленый – антагонисты, и между ними идет постоянная война. А белый между ними
посредник. А Азию я понял, когда в Душанбе один раз в автобус вошел; там сидела
женщина-таджичка, платком закрыто пол-лица, и тут я понял – вот это Азия. Глаза
есть, но молчит. Через эту полузакрытость я многие вещи тогда просек. Например,
почему в азиатских домах нет окон на улицу. Мне очень хочется Тюмень написать,
но не могу найти единую черту. Я смотрю всегда предвзято. Я себе вдолбил в голову,
что я ее не люблю. Я говорю себе: ведь эта же земля тебя приютила. Меня не грязь
угнетает, а то, что я эту грязь не понимаю».
• Владимир Глухов. Зоопарк
источник: Топос